English Русский

введение СЛОВАРЬ ACKNOWLEDGEMENTS

а в г д з к л м н о п р с т у ц э

континуум принуждения

Принудительное убеждение, или «мыслительное преобразование», понимается как координиро­ванная система принудительного воздействия и контроля поведения, предназначенная для об­манной манипуляции индивидами в интересах ее изобретателей. Считается, что мыслительное преобразование — это ситуационная адаптив­ная смена образа мыслей, в непрерывной пос­ледовательности социальных взаимодействий, построенных на описании социальной структу­ры мыслительно преобразуемых сред; програм­мы мыслительного преобразования обыкновенно отличают от других, частично пересекающихся с ними, программ. Элементы, которые отличают мыслительные преобразования от других схем насильственной социализации — это личностная психологическая атака, расшатывающая ста­бильное мироощущение индивида, а затем организованное давление группы окружающих, личностное воздействие, и манипуляция общим социальным окружением, принуждающая к по­слушанию и к стабилизации уже модифициро­ванного поведения.

Некоторые типичные черты социального кон­троля, присущие программам преобразования — это контроль коммуникаций; манипуляция эмоци­ями и поведением; согласие на индоктринированный образ поведения; требования относительно вероисповедания; согласие с идеологий, превышающее обыкновенную лояльность; дег­радация языка до уровня клише; ре-интерпре­тация жизненного опыта и эмоций индивида в соответствии с идеологией, и маргинализация тех, кто не разделяет доктрину.

Сущность стратегии, используемой такими про­граммами, заключается в том, чтобы последова­тельно, систематически, на протяжении продолжи­тельных периодов времени, выбирать следующий шаг и координировать многочисленные тактики принудительного воздействия. Программы мысли­тельного преобразования сложны и тонки. Они со­здают психологическую приверженность — более мощную, чем та, которая достигается с помощью угроз. Успешная психологическая дестабилизация

вызывает негативный сдвиг в общей самооценке и усиливает неопределенность относительно ценно­стей и позиций индивида. Таким образом, она сни­жает сопротивляемость требованиям послушания и одновременно усиливает внушаемость. Принуди­тельное воздействие осуществляется последова­тельной реализацией принципа «Solve at Coagula»*. В трехфазовой модели за фазой дестабилизации следует фаза «изменения», а затем фаза «преоб­разования», то есть укрепления и усиления мыш­ления в преобразованном виде.

Процедуры воздействия, в настоящее время широко применяемые в ходе полицейских доп­росов, способны ненамеренно повлиять на убеждение невиновного человека относительно его невиновности, и, таким образом, вызвать ложные признания. Признания, вызванные ус­пешным применением паттернов на последовательных фазах мыслительного преобразования, называются вынужденными интернализованными ложными признаниями. Использование определенных, широко применяемых приемов доп­роса и подозреваемый, обладающий даже невы­сокой психологической уязвимостью,— вот все, что нужно для получения временно разделяемо­го ложного признания.

* «Растворяй и сгущай» (лат.) — алхимическая максима.

когнитивное рамирование

Рамка — это психологический инструмент, от­крывающий перспективу и манипулирующий на­блюдением с целью воздействовать на последу­ющее суждение. Приглашая рассмотреть тему в определенной перспективе, она не только пред­лагает перспективу, но и выстраивает опреде­ленный угол наблюдения в отношении предме­та. Визуально одни предметы привлекают внимание, а другие остаются на заднем плане. Восприятие направляет внимание на одно и за­ставляет игнорировать другое, само же оно организовано вокруг рамки и может быть скор­ректировано в соответствии с ограничениями обрамления. Предполагая определенную орга­низованность получаемой информации, оно уча­ствует в создании общей картины и оказывает влияние на суждение и характер информации. Воздействие, оказанное на способ восприятия проблемы, может привести к принципиально от­личным решениям. По Теории Процветания, люди отдают предпочтение «отсутствию потерь». Выгоды вторичны по отношению к «отсутствию потерь». Рамирование решения в перспективе возможных потерь мотивирует больше, чем ра­мирование того же решения в перспективе воз­можной выгоды. Позитивно рамированная по­становка вопроса скорее приведет индивида к выбору в пользу консервативной стратегии, в то время как негативно-рамированная — к выбору в пользу рискованной стратегии.

Все варианты проблемы рамирования в тео­рии сознания — это только отдельные случаи проблемы полноты описания. Она возникает не только в контексте ситуационного анализа воз­можностей представления постоянно меняюще­гося мира, относясь также к общей проблеме «законов движения», которое могли бы дать адекватное описание мира, она связана также с прогнозом, внушением, обоснованием, понима­нием естественного языка, обучением и други­ми проблемами. Как правило, невозможно бы­вает определить необходимые и достаточные ус­ловия для чего бы то ни было, а также неизвестно, что имеется в виду под «полным описанием» — например, полным описанием всего, имеющего значение для определенного действия в опре­деленной ситуации с целью достижения опре­деленной цели. Преобладающий рамирующий эффект присущ самим медиа: когда новостные программы могут даже стремиться следовать правилам объективного репортажа, но неумыш­ленно производят рамирование новостей в фо­кусе общепринятого — это не позволяет боль­шей части аудитории сбалансировано оценить ситуацию.

корпоративная разведка

Реклама большинства PR-компаний (обыкновен­но действующих на международном уровне) не оставляет сомнений относительно их целей и задач: «Роль коммуникации заключается в уп­равлении восприятием, мотивирующем поведе­ние, благоприятное с точки зрения бизнеса». Корпоративная разведка помогает своим клиен­там управлять ситуацией с помощью комбини­рованного воздействия на общественные взгля­ды, общественное восприятие, общественное поведение и общественную политику, и поэто­му является средством защиты корпоративной власти от демократических сил, действующим через рекламу и связи с общественностью. Кор­порации тратят миллионы долларов на найм PR-компаний, чтобы обрабатывать прессу и тонко

контролировать мнение, манипулировать по­литикой и взглядами в своих интересах, вводить общественность в заблуждение. Кроме рекламы, сектор «паблик рилейшнз» применяет утонченные медиальные техники, использует «авторитеты» и «объективные позиции» для трансляции своих посланий через «источники, заслуживающие до­верия» и «независимых экспертов». Корпоратив­ная разведка применяет широкий спектр методик, от опросов и психогеографического профилиро­вания, основанного на оперативных исследовани­ях, чтобы определить наилучшие способы воз­действия на целевую аудиторию, до активного шпионажа в отношении оппонентов, кампаний дискредитации критиков и кооптирования обще­ственных «групп поддержки».

Коммерческий PR и фирмы, специализирую­щиеся на кризисных ситуациях, обыкновенно применяют стратегии Культурной Интеллиген­ции, чтобы нейтрализовать общественные дви­жения и протесты активистов. В оперативных разработках активисты обычно классифициру­ются по четырем категориям: радикалы, оппор­тунисты, идеалисты и реалисты. Нейтрализация группы активистов достигается посредством трехступенчатой стратегии: изоляция радика­лов, обработка и преобразование идеалистов в реалистов, и, наконец, вовлечение реалистов. «Радикалы», обыкновенно выступающие под ло­зунгом борьбы за права и социальную спра­ведливость, должны быть маргинализованы и дискредитированы. Идеалисты должны быть подвергнуты переучиванию и психологическому убеждению. Прагматические реалисты и оппортунисты идут на сделки и довольствуются впечатлением «частичной победы». Для контор, специализирующихся на Общественных Связях, давно стали обыкновенным делом и такие опе­рации, как мобилизация псевдогруппировок ак­тивистов (так называемый «Astroturf»), манипу­ляция гражданскими инициативами, и Вирусный Маркетинг.

критический гедонизм

Людям нужно вырваться из замкнутого круга не­избежной работы за зарплату и навязанного до­суга, убежать от символического господства и культуры развлечений, от «реальности» повсед­невной жизни и плоской бинарной логики. Тен­денция к дематериализации товаров потребле­ния, электромагнитные пульсы, бьющиеся в глобальных банковских сетях и спутниковых средствах связи, основываются на переходе от физического труда к управлению вниманием. На уровень оккультных явлений информационный менеджмент переводится не по причине склон­ности к поэзии, но из-за требований устранения сложности: информационные сети создают «черные дыры» внимания и перепродают их ви­русам-паразитам на анти-рынках потребления. Благодаря внутренней трансформации ценнос­тей, транзакции и обмен сами по себе приводят к развеществлению экономики. Экономика вни­мания создает сингулярности, олицетворенные аттракторы телеметрической плоти как «якоря» внимания, темные звезды медиасферы, соци­альные скульптуры, ведущие себя не более предсказуемо, чем племенные божки африкан­ских народностей. Властная структура социаль­ного организма воспринимает это превращение рыночной конкуренции в сражение за овладение вниманием как скрытое благословение.

Если переход управления от человека к ма­шине является частью процесса, направленно­го на дисциплинирование человеческого тела с целью повысить его возможности и в то же вре­мя установить контроль над его способностями, то так называемая «отмена рабства» привела к введению генерализованного подчинения в тон­кой форме, где с помощью усовершенствован­ных методов контроля, с помощью манипулирова­ния символами можно «разогнать» разум рабочей силы до уровня, соответствующего требованиям производства. Представление о солидарности рабочего класса кажется ошибочным, если ра­бота воспринимается как удел неудачников. По­литические теории и политические движения относятся к числу исторических фактов, которые с течением времени станут скучными и спорны­ми. С точностью подтвердить те или иные факты сложно, так что кому до них какое дело. Мозг способен отфильтровать не более чем несколь­ко миллионов сигналов из всех поступающих, остальное называется «фактуальная реаль­ность». Единственное, что мы знаем наверня­ка — рождение и смерть, два числа, разделен­ные тире,— вызывают сдвиг внимания с фактов на эффекты. Организмы, ищущие человеческих удовольствий, рожденные для счастья, в усло­виях, в которых «радоваться самому себе» поли­тически опасно,— постоянно рискуют получить мозговой удар. Синестетические эффекты отно­сятся к непроизвольному физическому опыту, когда раздражение одной модальности воспри­ятия вызывает дополнительные ощущения в дру­гих органах чувств. Движение гедонистического бегства из материализма — это всеобщий язык этики нулевой работы как полный е-факт. Впе­ред к объединенной интернациональной гедони­стической диверсификации, критический эска­пизм будет плясать на могиле заурядного панкапитализма.

культурная контрразведка

Психологические операции стали жизненно важ­ной составляющей широкого спектра полити­ческих, военных, экономических и идеологи­ческих проектов, служащих засекречиванию государственных и частных интересов. Про­фессионалы из спецслужб уверены, что манипу­ляция весьма эффективна: «Применение звуко­вых ПСИОП-техник, техник межличностной ком­муникации и медиа-коммуникации снова и снова убеждает, что обработка сознания, разума и эмо­ций целевой аудитории направляет ее в жела­тельное русло».

Разведка в Информационном Обществе вир­туально выполняет роль, принадлежавшую рань­ше прямому насилию. Контрразведка (КР) осуще­ствляет систематическое, детальное изучение методов манипуляции и занимается их выявлением и противодействием им, на уровне служб, организаций и индивидов. Влиять на информа­ционное окружение — значит влиять на культу­ру, индустрию знания и сферу искусства, с тем, чтобы стимулировать возникновение эстетичес­ких норм и символических жестов. В контексте противостояния зомби-культуре это понимает­ся так, что искусство более не может считаться изолированной областью, которой можно с чес­тью или пользой посвятить свою жизнь. В связи с тем, что чувствительность поля культурного противостояния постоянно возрастает, к тради­ционным качествам художника следует добавить невидимость, мобильность, способность к рас­сеянию и к высокооперативному преследова­нию. Художник как взломщик реальности явля­ется оператором культурной разведки и контр­разведки, и поэтому вместо общеупотребимых терминов «андеграунд» или «маргинал» здесь больше подходит понятие параллельных или скрытых культур. В мире, переполненном пропа­гандой и отрицающем ее существование, Куль­турная Интеллигенция развила многообразные техники, направленные против монополизации восприятия и гомогенизации культурных ориен­тиров. Есть возможность выявить неочевидные, скрытые аспекты социальных элементов и культурных посланий, и трансформировать их в абсолютно новое послание, которое очевидным образом продемонстрирует абсурд окружающе­го спектакля. Но все известные практики — та­кие, как подрывная реклама, culture jamming*, семиотический контртерроризм, коллективные фантомы, медиа-вторжения, открытие автоном­ных зон,— и все известные способы артистичес­кого выражения должны сойтись в общем дви­жении против пропаганды, которая охватит все аспекты социальной реальности, находящиеся в непрерывном взаимодействии.

культурная интеллигенция

Культурная интеллигенция собирает, оценивает и обрабатывает мета-информацию относитель­но оснований общества, построенного на ин­формации. Это включает ясный: анализ и исследо­вание его общественных, культурных, экономичес­ких и политических возможностей и опасностей. Культурная интеллигенция служит общественным интересам, усиливая свое влияние и уравнове­шивая действие традиционных военных и эконо­мических разведок, собирающих информацию для укрепления контроля. Службы культурной интеллигенции компенсируют отсутствие у об­щественности мета-информации как фундамен­та для принятия решений, в социополитическом и культурном смысле. Эти службы должны воспи­тывать и защищать публичную сферу, публичный дискурс, так же, как и богатство и разнообразие способов культурного самовыражения, в обще­стве, которое все более зависит от информаци­онных и коммуникационных технологий.

Для обеспечения общественных потребнос­тей в высококачественной, содержательной и доступной информации, культурная интеллиген­ция обрабатывает информацию, касающуюся развития и возможных направлений действий в инфосфере. Культурная интеллигенция защища­ет гражданское право на культурную свободу, свободу мнения и самовыражения, на коммуни­кацию и неприкосновенность частной жизни.

Наблюдая и анализируя просвещающие тен­денции в культурном, социополитическом, тех­нологическом и экономическом развитии, куль­турная интеллигенция выявляет индоктринацию и пропаганду.

коды внушения

Лингвистические методы дают возможность на­ходиться в текущем опыте испытуемого, мягко направляя его в измененные состояния созна­ния. Такие слова, как «и», «как», «потому что», «пока» и «когда», являются языковыми мостами, позволяющими перевести человека в состояние транса. Даже если нет никакой логической свя­зи, стоит соединить вещи с помощью союза «и», и оказывается, что связь есть.

Банальности, связанные с косвенным внуше­нием, предполагают плавный переход субъекта в измененное состояние сознания, физиологи­чески неизбежный в силу того, что гипнотичес­кий эффект представляется деперсонализованным и потому действует автоматически. Сенсо-лингвистическое внедрение достигается посредством разобщения и деперсонализации процессов, обычно осуществляемых нашим со­знанием, и введения сознания в ступор через нагнетание рефлексии. В результате испытуе­мый прекращает попытки сделать что-либо со­знательно. Поскольку карта не является территорией, внутренние представления сохраняют некий след реальности, но не могут определить, что происходит в действительности. Внутренние представления и физиология замкнуты друг на друга посредством обратной связи. Поскольку испытуемые получают инструкции, что им ду­мать, их поведение является результатом состо­яния, в котором они находятся.

конструирование памяти

Представление о том, что память есть инстру­мент, набор техник, поддающийся обучению и успешному применению для создания менталь­ных и идеологических пространств, имеет дол­гую историю. Начиная с самых ранних эпох исто­рии власти можно проследить его использование в качестве оружия установления Символическо­го Порядка. В древнейших обществах соци­альная память основывалась на сочетании уст­ной передачи и пиктографического кодирования информации. Искусственная память находит свое выражение через образы и места — вирту­альная психогеография синреальных систем, усиленная и утвержденная обучением.

Сенсорное восприятие, которое регулирова­лось государством через систему образования, управляемую жреческими элитами, программи­руется наглядными представлениями крайнос­тей или аналогиями, которые затем будут изощ­ренно использованы для создания ментальных сценариев, и пунктирно наметят путь становления индивида при прохождении ритуальных церемо­ний. Монологическая тирания монументов излу­чает чудеса и тайны Символического Порядка — мемориалы зримых реконфигураций памяти.

Эти сценарии вводят временной вектор плюс внутреннюю логику политического нарратива, в организацию представлений психо-цивилизации, построенную на коллективном воспроизве­дении ритуалов и представлений, и усиливают гиперсвязанность когнитивных ассоциаций в замкнутом понятийном окружении.

конструирование реальности

Когда пришлось оставить идею, что мир суще­ствует определенным образом независимо от наблюдателя, то объективную реальность до­полнили реальностью, созданной наблюдателем. Но качество переживания реальности свя­зано с тем, как организовано восприятие. Если наблюдатель способен воспринимать звуковую гамму как паттерн, то, как только звук становит­ся сигналом, его можно анализировать и син­тезировать в зависимости от развитости и орга­низованности восприятия. Формы, в рамках ко­торых определяется наш опыт, разнятся: от галлюцинаций до рационального применения схе­матических моделей. Важнейшая черта творящей мысли заключается в ее способности к психоло­гически-ассоциативному рекомбинированию, но уже факт концептуализации показывает, что внутренние представления являются одним из определяющих элементов воспринимаемого окружения.

Реальность создается верой и воображени­ем — от простейших механизмов самосохранения до инстинкта «ударить и убежать», управля­емого мозговым стволом, от территориального поведения до абстрактного символизма не­рвных импульсов, закодированных в ментальных образах и полагающих основание мировоззре­нию человека. Чем больше точек для референ­ции приобретает система и чем более потенци­ально полезной она, таким образом, становит­ся,— тем больше просачивается в нее факторов неопределенности. Неясно, что является «ре­альным», но то, что ясно, не является «реальным». Человеческая нервная система демонстри­рует, что стирается различие между «реальным» и «представленным с четкостью и яркостью». Не­рвная система действует в соответствии с тем, во что она верит или хочет верить. Вот где осно­вание для успешной ментальной тренировки. Чтобы ухватить будущее, требуются многомер­ные карты мира с обозначениями новых входов и безопасных уголков гиперпространства; для этого требуются коды, открывающие пути из гло­бальной нормативной реальности в параллельные культуры и невидимые миры; для этого тре­буются места для постояльцев на маршрутах, избранных для революционной практики бес­цельного полета; для этого нужны психогеогра­фические дорожные карты, указывающие путь в сновидение, и общественный транспорт в Кадат*.

* См. повесть Г Лавкрафта «Сомнамбулический поиск неведо­мого Кадата».

контролируемые состояния

Автоматические действия — такие, как вождение машины или принятие душа — располагают к фантазиям и состояниям расположенности к ги­первнушению. При переходе из состояния бди­тельности на другие уровни сознания изменяет­ся характер мозговой деятельности. Каждый, по крайней мере, дважды в сутки, проходит через изменение состояния сознания,— когда просы­пается и когда засыпает. Отдавать себе отчет в том, что происходит вокруг, не означает, что вы не загипнотизированы или не подвержены гипнополитике. Даже находясь под гипнозом, вы отдаете себе отчет во всем, происходящем вок­руг. Как правило, такого рода гипноз легкой или средней силы более эффективен с точки зрения контроля поведения и привычек, чем гипноз

глубокого уровня. Удачные сеансы вырабатыва­ют у субъекта привыкание к гипнотическим со­стояниям, и с каждым разом он все глубже по­гружается в транс.

Определенные состояния избирательной ги­первнушаемости достигаются чередованием фиксации и расслабления, фокусировкой внима­ния на воображаемых действиях, диалогами, или же событиями, результатом которых становит­ся буквальное понимание речи или яростный отказ от сознательного мышления.